Международный неврологический журнал Том 16, №2, 2020
Вернуться к номеру
Синдром Гийена — Барре, связанный с инфекцией SARS-CoV-2: причинность или совпадение?
Авторы: Хуа Чжао, Dingding Shen, Хайян Чжоу, Июнь лю Шен Чен
Department of Neurology, Jingzhou Central Hospital, Jingzhou, China (HuZ)
Department of Neurology, Shanghai Ruijin Hospital, Shanghai Jiao
Tong University School of Medicine, Shanghai 200025, China (DS, HaZ, JL, SC)
Рубрики: Неврология
Разделы: Справочник специалиста
Версия для печати
Тяжелый острый респираторный синдром SARS-CoV-2, происходящий из Уханя, распространяется по всему миру и уже перешел в пандемию. Пациенты с COVID-19 обычно имеют лихорадку и респираторные симптомы. Имеется мало информации о неврологических проявлениях COVID-19. Здесь мы сообщаем о первом случае COVID-19, который первоначально имел острые проявления синдрома Гийена — Барре.
23 января 2020 года у женщины в возрасте 61 года появилась острая слабость в обеих ногах и сильная усталость, прогрессирующая в течение дня. Она вернулась из Уханя 19 января, у нее не было лихорадки, кашля, боли в груди или диареи. Температура ее тела составляла 36,5 °С, насыщение кислородом составляло 99 %, а частота дыхания — 16 вдохов в 1 минуту. Аускультация легких не показала аномалий. Неврологическое обследование выявило симметричную слабость и арефлексию на ногах и стопах. Через 3 дня после поступления ее симптомы прогрессировали. Мышечная сила составляла 4/5 в обеих руках и 3/5 в обеих ногах и ступнях. Нарастали дистальные чувствительные расстройства.
Лабораторные результаты при поступлении были клинически значимыми для лимфоцитопении (0,52 • 109/л, в норме 1,1–3,2 • 109/л) и тромбоцитопении (113 • 109/л, в норме 125–300 • 109/л). В спинномозговой жидкости (4-й день) — нормальное количество клеток (5 • 106/л, норма: 0–8 • 106/л) и повышение уровня белка (124 мг/дл, норма: 8–43 мг/дл). Исследования нервной проводимости (5-й день) показали задержку дистального латентного периода и отсутствие волны F, что подтверждает демиелинизирующую невропатию. У больной был диагностирован синдром Гийена — Барре, и ей был введен внутривенный иммуноглобулин. На 8-й день у пациентки развился сухой кашель и температура достигла 38,2 °C. Компьютерная томография грудной клетки показала затемнение в обоих легких. Ротоглоточные мазки (ПЦР) были положительными на SARS-CoV-2. Больная была немедленно переведена в инфекционный изолятор и получила поддерживающую терапию и противовирусные препараты арбидол, лопинавир и ритонавир. Ее клиническое состояние постепенно улучшалось, а показатели лимфоцитов и тромбоцитов нормализовались на 20-й день. При выписке на 30-й день у больной была нормальная мышечная сила на обеих руках и ногах и восстановление сухожильных рефлексов на обеих ногах и ступнях. Ее респираторные симптомы также разрешились. Мазок из ротоглотки на SARS-CoV-2 был отрицательным.
5 февраля двое родственников пациентки, которые ухаживали за ней во время ее пребывания в больнице с 24 января, дали положительный тест на SARS-CoV-2 и находились в изоляции. У первого родственника развилась лихорадка и кашель 6 февраля, у второго — 8 февраля. У обоих родственников была лимфоцитопения и рентгенологические нарушения. В отделении неврологии для клинического мониторинга было выделено восемь близких контактов больной (включая двух неврологов и шесть медсестер). У них не было признаков или симптомов инфекции и тест на SARS-CoV-2 был отрицательным.
Насколько нам известно, это первый случай инфекции SARS-CoV-2, связанной с синдромом Гийена — Барре. Учитывая историю поездки пациентки в Ухань, где происходили вспышки SARS-CoV-2, она заразилась во время пребывания там. Мы считаем, что вирус был передан ее родственникам во время нахождения больной в стационаре. Ретроспективно начальные отклонения в лабораторных анализах пациентки при поступлении (лимфоцитопения и тромбоцитопения) соответствовали клиническим характеристикам пациентов с COVID-19 и указывали на наличие инфекции SARS-CoV-2. Раннее проявление COVID-19 может быть неспецифичным (лихорадка только у 43,8 % пациентов при поступлении). Учитывая временную связь, мы предполагаем, что инфекция SARS-CoV-2 могла быть причиной развития синдрома Гийена — Барре у этой пациентки. Кроме того, появление симптомов синдрома Гийена — Барре у этой пациентки частично совпадает с периодом инфекции SARS-CoV-2. Следовательно, синдром Гийена — Барре, связанный с SARS-CoV-2, может следовать модели параинфекционного профиля вместо классического постинфекционного профиля, как предполагается при синдроме Гийена — Барре.
Однако недостатком этого случая является отсутствие микробиологического тестирования при поступлении. Кроме того, у пациентки поднялась температура и появились респираторные симптомы через 7 дней после появления симптомов синдрома Гийена — Барре. Поэтому целесообразно рассмотреть альтернативное объяснение, что у пациентки случайно развился синдром Гийена — Барре по неизвестной причине, и она приобрела инфекцию SARS-CoV-2 внутрибольнично, хотя во время пребывания больной в стационаре не было сообщений о COVID-19 в неврологическом отделении или среди ее близких контактов.
В целом этот единственный случай предполагает только возможную связь между синдромом Гийена — Барре и инфекцией SARS-CoV-2, и для подтверждения причинно-следственных связей необходимо больше случаев с эпидемиологическими данными. Этот случай также предполагает необходимость рассмотрения возможных неврологических симптомов инфекции SARS-CoV-2. Кроме того, это сообщение должно насторожить клиницистов насчет риска непреднамеренного инфицирования SARS-CoV-2, даже если они работают вне отделения неотложной помощи или инфекционного стационара.